Когда-то встарь, давным-давно,
Когда цари пешком ходили
И не влекло толпу в кино
И люди сказки больше чтили
Был где-то очень далеко
Зеленый остров в океане
И обитатели его
Не знали бурь или цунами
Другие были времена
Ни лжи, ни скупости, ни брани
Не воевали племена
Не сорились островитяне
Но вот однажды
В жаркий день
Приплыл корабль издалека
И неуклюже сел на мель
И опустилась шлюпка с борта
На ней команда моряков
Свирепых с виду и могучих
Вооруженных до зубов
Сошла на берег черной тучей
Аборигены не страшась
Их приняли гостеприимно
Но флибустьеры отродясь
Вопросы не решали мирно.
Кнутом, мушкетом и ножом
Свои порядки насаждали
А непослушных гнали в дом
И хладнокровно убивали
Но день прошел, взошла луна
Затихли пьяные раздоры
Поднялся ветер и волна
Накрыла всех конквистадоров.
Наутро стихла буря-мгла
Корабль снесло с мели и плавно
Поплыл он без команды зла
По тихим волнам океана
С тех пор блуждает по морям
Корабль-призрак вдоль торосов
Островитяне ж по полям
Воюют ружьями матросов...
Когда-то встарь, давным-давно,
Когда цари пешком ходили
И не влекло толпу в кино
И люди сказки больше чтили
Был где-то очень далеко
Зеленый остров в океане
Как жаль, что только лишь в кино
Остались жить островитяне.
1.
Ты вошел в мою жизнь случайно
Золотисто-осенним днем
В суматохе судьбы
нечаянно
Мы столкнулись с тобой вдвоем.
Я не поняла это чудо
Что со мной, как мне “это” назвать?
Ты пришел ко мне ниоткуда
Не могу я свой взгляд оторвать….
И меня поразил, словно током,
Твой особый, загадочный взгляд
Не успев осознать еще толком
В своем сердце любовный яд
Я почувствовал, как краснею
Токи-иглы моей крови
Разветвляются, цепенеют
В нарастающем вихре любви.
Две сосны – наш приют тенистый
Шум прибоя и летний зной
Ты и Я
и песок золотистый
Вдалеке – кипарис-часовой.
В вышине сквозь твой смех серебристый
Соловьи кружат песню свою
Родниковой водою чистой
Орошая любовь мою.
2.
Скорость – предел ненасытных стремлений.
Желтые
черные
синие
красные
Все, что создал человеческий гений –
Нам обернулось машиной опасной.
Скрежет железа
визг тормозов
и авиакатастрофы –
Цивилизации жадный зов
Черные
смерти строфы.
Удар роковой,
сбоку, из-за угла –
Так судьба нам подставила ножку
Избежать столкновения ты не смогла
И машину всю смяло в “гармошку”.
И оказались в мире ином
ДУША
И машина-металлолом.
3.
Пустота
Маята
Червоточина.
Мысли скомканы, как в бреду.
Сердце юное все кровоточило:
Как могла ты попасть в беду?
И откуда вдруг все налетело
Беспощадной агонией бед?
Сердце сразу обледенело,
Постарело на несколько лет.
По спирали ползло отчаяние
Я как статуя стал одинок
Вспоминал нашу встречу случайную
И забыть тебя все не мог.
Беспредельность тоски искривленная
Нарастала под тяжестью дня
Сигаретою жизни
прожженная
Догорала любовь моя.
Простая и удивительная соната.
В ней каждый звук наполнен одиночеством
и безысходностью неразделенной любви.
В ее звучании
и боль души
и неотвратимость рока
и вечное стремление человека к совершенству
и полная отрешенность…
Джульетта Гвичарди –
Это восхитительная детская непосредственность
Это бессознательное кокетство и игривость
Это очарование
Это любовь, оставившая глубокий след.
“Я впервые ощутил, что женитьба могла бы составить мое счастье.
К сожалению, она не моего сословия”
– так писал Бетховен в своем дневнике.
Джульетта вышла замуж за посредственного композитора
и уехала с ним в Италию, оставив в душе гения тлеющие угольки
страдания.
И тлеют, тлеют угольки
В его разбитом жизнью сердце
И в самом дальнем уголке
Застыла скорбь аккордом скерцо.
Соната лунная в тиши
Звучит печально-безмятежно
Как отзвуки его души
Любви неразделенной, грешной.
Но почему так мир жесток,
Так равнодушен к человеку?
Какой бессмысленный урок
Он преподал Гиганту Века.
Какой бездушный и пустой
Восторг девичьего каприза
Амура выстрел холостой –
Любовь исчезла без репризы.
И не осталось никого.
Стена глухая – жизни Вето
И только музыку его
Оставила ему Джульетта.
И тлеют, тлеют угольки
В его разбитом жизнью сердце
И в самом дальнем уголке
Застыла скорбь аккордом скерцо…
Эта последняя любовь была настоящим потрясением души,
оставивший горький и ничем не растворимый осадок
обреченности на полное одиночество, глухоту, страдание.
Что можно услышать принципиально нового
O человеческих отношениях?
Что можно еще сказать о страстях,
Бездушной жестокости стихии
И о судьбе поэта?
Я включаю радиоприемник
В эфире проскальзывает:
Поэта Пабло Неруды не стало.
Сенсация? –
Не сенсационно.
Умер в больнице в преклонном возрасте,
Свой век он прожил.
Неожиданно? –
Но порою вся жизнь – ожидание смерти.
Интригующе?–
Пожалуй.
Можно и посудачить,
Ведь стихи его на полках не залеживаются .
Новости
новости
новости.
Эта Радио – активная тень
Нас преследует
Горести, радости –
Мы живем ими каждый день.
Поэт Нафтали Рейес
Совесть своего народа
Совершил свой последний рейс
Во чрево Господа бога.
“Я могу написать этой ночью
Стихи бесконечной печали”.
“Я могу” – этот миг оборвался
И стихи свободными стали.
Эта черная гладкая ночь
Все могла, но она не с тобою.
Разнородная смерти дочь
Распорядилась судьбою.
Круг замкнулся. “Поэт одинокий
Слышит осени конский топот”.
Голос сильный, звучный, высокий
Переходит в прощальный шепот…
Новости
новости
новости
Эта Радио– активная тень
Нас преследует.
Горести, радости –
Мы живем ими каждый день.
И острым лезвием брадобрея
Мрак
полоснула
комета Галлея.
По сильно вытянутой орбите
К нам прилетела она.
Смотрите, снимок ее на фото прост:
Огненный шар-голова и хвост.
Ученые с трепетом и обожанием,
Готовые к встрече уже заранее
В разных местах, собираясь скопом
Нацелили в небо свои телескопы.
И точно, согласно расчетам, проверкам
Сыпались звезды с небес фейерверком.
Зрелище, видимо, впечатляющее
Для многих – просто ошеломляюще
Летели осколки, огромные “блюда”
И верили люди в научное чудо
И только монах исступленно крестится:
Ох, и недобрая эта вестница…
А потом…ну не так уж и много времени
Пролетело с тех пор, как в каком-то племени
Начались вдруг внезапные эпидемии,
Посыпались беды и потрясения:
Убили импресарио, известного менеджера
Погиб экипаж космонавтов “Челленджера”
При смерти лауреат премии Нобеля.
Взрывы реактора в районе Чернобыля.
И на фоне крупных катастроф-напастей
Еще миллионы мелких несчастий
Кто был разорен, а кто просто скончался
А кто в соучастии в убийстве признался.
И вести одна другой тоскливее
Из Сальвадора к нам шли и из Ливии…
А там, на верху, в бесконечности где-то
Буравя пространство неистовым светом
Летит по орбите все дальше комета.
Но нет никому до нее уже дела
Шумиха прошла, она всем надоела.
Земные дела нам куда важнее
Кто сегодня слабее, а кто сильнее
У кого больше шансов на выдвижение
И кому грозит полное уничтожение
Возможна ли новая договоренность,
Иль опять недоверие и отчужденность?
Страсти кипят и клокочут, бушуют
Сильный условия слабым диктует
В мире по-прежнему бедность осталась
И нечего в колесе не сломалось
Только монах удивленно крестится:
Так для чего прилетала к нам вестница?
И что означает ее удаление
Помнить о ней, иль предать все забвению?
Но этот вопрос поглотило безмолвие
Бессмысленно ставить ему условие
Бессмысленно ждать от него ответа:
Остались лишь только следы кометы.
Когда опостыло всё,
То тут уже не до “кайфа”
Ты пьешь, чтоб забыться,
Уйти от мирской суеты.
Когда опостыли все,
То нет уже больше “лайфа”
И люди не люди,
А полная чаша беды.
Нет больше терпенья,
И нет уже сил управляться
Со всеми невзгодами,
Бьющими через край.
И нету желанья
Безудержно сопротивляться
И через мученья
Ползти в долгожданный рай.
И чувствую я,
Что жизнь пустяковая штука
Простая игрушка
В чьих то игривых руках.
И что мне любовь
Коль существование – мука
И жизнь моя скука
И сам я скучнейший монах.
А мне говорят:
Ну что вы там встали,
Давайте, шагайте вперед
До победнейшего конца!
Но поздно, свисток
Ведь я оказался в офсайде
Я плохо сыграл свою роль
Человека-борца
Когда опостыло всё, то тут уже не до игр.
Я пью, чтоб забыться, уйти от мирской суеты
Когда опостыли все, то тигр уже не тигр,
И люди не люди, и ты уже больше не ты.
Моментами – я небритый
Моментами – гол, как сокол
Моментами – я сердитый
Моментами – страшно зол.
Моментами – всех ненавижу
Моментами – всех люблю!
Моментами – выше крыши!
Моментами – ниже стою.
Моментами – я ненормальный
Моментами – разум мой чист
Моментами – я аморальный
Моментами – я эгоист.
Моментами – всё надоело
Моментами – жить хочу!
Моментами – делаю дело
Моментами – зря хлопочу.
Моментами очень печально,
Когда ты немножечко псих.
Поэтому я моментально
Кончаю писать этот стих.
Круг, колесо, забавная рулетка.
Что может проще быть:
Поставить на число
И ждать, как шарик попадает метко,
Судьбу арканя, словно ловкое лассо.
Что может проще быть:
Играйте чет или нечет,
Ставьте на красное иль белое сукно.
А дилер шарики, как молнии в вас мечет
И скачет по полю выигрыша пятно.
Глаза крупье искрятся и лукавят:
Удачи вам, бон шанс
Крути-верти!
И большинство на первый dozen ставит,
Но третий ловит шарик по пути.
И вместо чет – выскакивает нечет
И вместо красного – все черное идет.
Фортуна повернула свои плечи
И вам фатально, просто жутко не везет.
Что может проще быть:
Играй на удвоенье
Не может быть, чтобы все время не везло!.
Но к величайшему двойному удивленью
Не помогает удвоенье, как назло.
И все, что выиграли вы раньше –
Проиграли.
Но засосало игровое дно
Пустой карман и нет в игре морали.
Вас снова тянет отыграться в казино…
Круг
Колесо
Проклятая рулетка.
Что может хуже быть, чем ставить на число
И ждать, как шарик попадает метко
Арканя вас, как ловкое лассо.
Что-то в жизни моей упущено.
Что-то главное – не состоялось.
То, что было мне Небом отпущено,
Растворилось
ушло
растерялось.
Что-то нужное не предугадано
И не склеилось, и не связалось.
То, что было когда-то загадано,
Так загадкою и осталось.
И гаданье на гуще сомнения
Не спасает от одиночества.
Не дается простое решение
Не сбываются нынче пророчества.
Что-то в жизни уже упущено.
Для меня это не сенсация.
Видно Богом была мне отпущена
Беспокойная иммиграция.
В память о художнике
Я пью коньяк армянский за тебя,
Оставившего след своей картиной,
Которая висит в моей гостиной
Частицей истины, частицей бытия.
Я пью за жизнь, за муки, за любовь,
За запах красок смешанных с судьбою
И за страдания, что связаны с борьбою
И вечным поиском разогревавшим кровь.
Я пью за искренность и чистоту картин,
За вдохновение, которого уж нету.
Но есть душа, которая по свету
В холстах блуждает, словно блудный сын
Я поднимаю рюмку за того,
Кто шел своей единственной дорогой
И не сворачивал к халтурщине убогой:
Я пью коньяк за друга моего.
Средь мусора, где властвует хаос,
В невзрачной местности, куда никто не взглянет
Пробилась нежная зеленая трава,
Та, что притягивает, та, что вечно манит.
Средь кучки листьев, – прошлогодний тлен,–
Убогих, скрюченных, коричнево-землистых
Вдруг выросла трава
И я попал к ней в плен,
Любуясь ею, словно аметистом.
Не умереть, –
а перейти
Из мира
в мир иной,
Не тронув на своем пути
Ненужной жизни слой.
И раствориться в тишине
Давно минувших дней.
И помнить :
''Помни обо мне и о звезде моей''.
И слиться с черною дырой
Расставшись навсегда
С зелено-голубой Землей,
Где Горе и Беда
Стоят на вахте дней твоих
Сменяясь каждый час,
Где Счастье только на двоих,–
Но миллиарды нас…
Я помню,
помню о тебе,
Летит ноя душа.
Все дальше,
дальше я во тьме,
Все шире полоса.
И ярче,
ярче свет звезды.
Я слепну;
я ослеп!
Из стольких точек – только ты
И через столько лет…
Не умер я,–
а перешел
Из мира
в мир иной.
К черте последней подошел,
Чтоб встретиться с Тобой.
Лишь после смерти
Мы бессмертны.
Нас вспоминают лишь тогда,
Когда нас нет на этом свете
Нет, и не будет никогда,
Нас вспоминают в день поминный,
Когда судьба берет в тиски
И человека дух невинный
Не может выдержать тоски.
И на земле, в какой-то точке
Мы все встречаемся тогда
Набитые, как сельди в бочках
В миллионеры-города.
Но не спастись нам в этих сотах
И сами выбрать мы должны
В каких звучать хотим мы нотах,
Когда уйдем из жизни мы…
Лишь после смерти
Мы бессмертны.
Нас вспоминают лишь тогда,
Когда нас нет на этом свете
Нет.
И не будет
Никогда.
Зима, Декабрь. Понедельник.
Вокруг – белым-бело.
Деревья черные и ельник,
И больше ничего..
Шоссе: автобусы, машины.
И ветхая изба
И ярко-красная рябина
И пышная резьба.
И тут же сани, смех и кони
Звон нежный бубенцов,
И жадные глаза вороньи
И барыши купцов.
В глухом забытом ''бабьем яре''
Не унимая дрожь
Резвятся старые бояре
Их после встретит нож…
Дорога ближе
ближе
ближе
И под моим окном
Теперь отчетливо я вижу,
Как вырос целый ком
И воробей нахохлив шею
Все пыжится постичь
Всю мировую ассамблею
Названием громким: Дичь…
Зима. Декабрь. Понедельник.
Вокруг – темным-темно.
Деревья черные и ельник
И больше – никого.
Глина. Дождь. Гора Волошина.
На вершину я один
Поднимаюсь гость непрошеный
С водкой, с баночкой сардин.
Скользко. Мрачно и невесело
Тучи клочьями плывут
Над могилой кисти свесило
Дерево: маслина-спрут.
И достав стаканчик маленький
Не спеша в него налил
Грусть стихов – цветочек аленький,
Что он миру подарил…
А внизу – оркестр камерный:
Море, чайки и свирель.
Дачники; поселок ''Планерный'',
Или просто ''Коктебель''.
Бухты ''Тихая'' и Мертвая''
Охраняют твой покой
Память, временем не стертая,
Мраморной лежит плитой.
И стою, как гость непрошеный
У могилы я один.
Но со мною дух Волошина,
Дух любви
стихов
картин.
Что с тобою случилось?
Беда?
Почему ты так вдруг изменилась?
Ты ответила мне:
''Ерунда''.
Но в глазах я прочел:
''Разлюбилось''.
Что случилось с тобою?
Когда он ушел от тебя, не остался.
Ты сказала:
'Так было всегда.
Но снаряд твоих слез разорвался,
Разлетелся на тысячи брызг
От рыданий душа сотрясалась,
И бедой опьяненная вдрызг,
Головой ты к коленкам прижалась.
Что со мною случилось тогда?
Жизнь моя пополам разломилась.
И настойчивой ноткой Беда
Повторяла:
Прошло
Отлюбилось.
Видеть небанальное в банальном
Чувствовать не телом, а душой
В мире жить реально-нереальном
Наслаждаясь просто простотой,
И мечтать о чуде не чудесном
Перепутав все цвета небес
И в обычном пестром дне воскресном
Вдруг понять, что ведь Христос воскрес!
Мне надоело в этой жизни ждать.
Неотвратимо захотелось приютиться
Я, как измученная перелетом птица,
Уставшая всю жизнь свою летать.
Мне надоело по миру метаться
Кривляться в зеркале успехов и побед.
Душа моя готова разорваться
От тысяч мелких и ненужных бед.
Я так хочу спокойно помолиться
Очистить душу от земных грехов
И с чистым сердцем с темной ночью слиться
И видеть сны до самых петухов...
Мне надоело в этой жизни ждать.
Неотвратимо захотелось причаститься.
Я, как измученная перелетом птица,
Уставшая всю жизнь свою летать.
Стихи мои – пустое откровенье
Не напечатает никто и никогда.
Страницы порваны и преданы забвенью.
Зачем пишу я их и для кого тогда?
Пылятся мысли и желтеют рифмы
Скучают разно ценные слова.
Кому нужны стихи и логарифмы,
Когда землею правит Сатана?
Не знаю точно.
Только мысль мелькнула,
Что есть еще
потусторонний мыс
И, если жизнь меня не обманула,
То значит есть какой-то в этом смысл.
И бал не вечен, и душа без тела
Продлит существование свое.
И все духовное, накопленное в целом
Определит иное бытие.
И вот тогда, в ином, продленном свете,
Где нет пристрастия, забот и суеты
В потустороннем, Высшем редсовете
Все будет принято.
И сбудутся мечты.
Стихи мои – частица жизни бренной
Уйдут со мной, и лишь следы чернил
Иносказательно, а где-то откровенно
Расскажут Вам о том, как дух творил.
